— И возьмет деньги? — уточнила Синтия, поднимая голову и пристально глядя Молли в глаза. — Он должен взять деньги. Но нет, Молли, ты с этим не справишься без помощи отца! Проще мне уехать гувернанткой в Россию. Мне иногда даже кажется, что было бы лучше… Нет-нет, только не это. — Она содрогнулась от того, что сама же собиралась сказать. — Но он ничего не должен узнать — умоляю тебя, Молли, не говори ему ничего. Я этого не переживу. Даже не знаю, что я тогда сделаю. Обещаешь ничего ему не говорить — и маме тоже?

— Никогда не скажу. Как ты могла подумать — вот разве что ради того, чтобы…

Она хотела добавить «чтобы спасти тебя и Роджера от страданий». Однако Синтия перебила ее:

— Ни ради чего! Никогда, ни под каким видом не открывайся отцу. Если у тебя ничего не получится — что же, я буду тебе бесконечно признательна даже за попытку; мне-то от этого хуже не станет. Собственно, станет даже лучше: ты уже облегчила мне ношу своим состраданием! Но пообещай ничего не говорить мистеру Гибсону.

— Я уже пообещала, — напомнила Молли. — Однако готова пообещать еще раз. А теперь ложись в постель и попробуй поспать. Лицо у тебя белее полотна; ты заболеешь, если не отдохнешь; уже третий час, и ты дрожишь от холода.

Они пожелали друг дружке спокойной ночи. Однако едва Молли вернулась к себе, как силы полностью ее покинули. Она, не раздеваясь, бросилась на постель, в полном изнеможении. Она понимала, что если Роджер прознает об этой истории — это поколеблет его любовь к Синтии. Однако — правильно ли скрывать от него правду? Нужно убедить Синтию откровенно рассказать ему все, как только он вернется в Англию. Признание с ее стороны наверняка утишит боль, которую причинят досужие слухи. Тут мысли ее обратились к Роджеру — что он почувствует, что скажет, как пройдет этот разговор, где он сейчас и так далее, — а потом она резко оборвала этот поток, вспомнив, что пообещала сделать. Первое возбуждение прошло, теперь она отчетливо видела, какие трудности стоят на ее пути; самая главная — как добиться встречи с мистером Престоном. Как устраивалась Синтия? Они ведь обменивались письмами. Молли, вопреки своей воле, вынуждена была признать, что Синтия, несмотря на внешнюю открытость, постоянно занималась какими-то тайными делами. Еще тяжелее было осознать, что и ей, возможно, придется делать то же самое. Впрочем, она попробует пойти прямым путем и свернет с него только в одном-единственном случае: если это спасет любимых ею людей от боли.

Глава 44

Молли Гибсон спешит на помощь

Странно было, после бурных ночных переживаний, как ни в чем не бывало увидеться за завтраком. Синтия была бледна, однако с обычным спокойствием рассуждала о разных вещах, Молли хранила молчание, вглядывалась, изумлялась, все отчетливее убеждалась в том, что Синтия давно выработала привычку скрывать свои истинные мысли и тайные горести, иначе ей не удалось бы так убедительно изобразить полную безмятежность. Среди писем, пришедших с утренней почтой, было послание от лондонских Киркпатриков, однако не от Хелен, основной корреспондентки Синтии. Писала ее сестра — она извинялась за Хелен, которая, по ее словам, была нездорова: она перенесла инфлюэнцу, пока не оправилась и очень слаба.

— Пусть приедет сюда, подышит воздухом! — предложил мистер Гибсон. — В деревне в это время года куда лучше, чем в Лондоне, если только дом стоит не в лесу. А у нас тут все хорошо осушено, живем мы на возвышении, почва гравистая, а я согласен лечить ее совершенно бесплатно.

— Это будет очаровательно! — воскликнула миссис Гибсон, быстро просчитав в уме, какие перемены придется внести в хозяйственные расходы в связи с приездом молодой дамы, привыкшей к роскошной жизни в доме мистера Киркпатрика, прикинув, какими это грозит неудобствами, взвесив, какие из этого можно извлечь преимущества, — и все это, не прерывая речи. — Тебя ведь это порадует, да, Синтия? А тебя, Молли? Ведь ты, милочка, познакомишься с одной из молодых барышень Киркпатрик, и я почти убеждена, что они пригласят тебя к себе с ответным визитом, а это будет так чудесно!

— Только я ее не отпущу, — заметил мистер Гибсон, у которого выработалась несчастная привычка читать мысли жены.

— Милочка Хелен! — заворковала миссис Гибсон. — Как бы мне хотелось за ней поухаживать! Мы превратим твой рабочий кабинет в отдельную гостиную для нее, дорогой. — (Понятное дело, одну чашу весов потянула вниз мысль о том, сколь неудобно будет несколько недель терпеть в доме постороннего.) — Ведь в болезни так важен покой! В гостиной, к примеру, ее будут постоянно беспокоить визитеры, а столовая у нас такая… как бы это сказать? Такая типичная столовая — там вечно пахнет мясом; все было бы не так, если бы дорогой папа позволил мне таки выбросить это окно…

— А почему бы не устроить ей спальню в гардеробной, а в маленькой комнате рядом с гостиной — отдельную небольшую гостиную для нее? — спросил мистер Гибсон.

— В библиотеке? — Ибо именно так миссис Гибсон именовала то, что раньше называлось «чуланчиком с книгами». — Господь с тобой, туда и софа-то не влезет, там ведь столько книг, да еще и письменный стол, а потом там такие сквозняки! Нет, дорогой, тогда уж лучше ее и вовсе не приглашать — дома она, по крайней мере, окружена удобствами!

— Ну что же, — сказал мистер Гибсон, чувствуя, что жена возьмет верх, впрочем предмет, по его мнению, не стоил того, чтобы устраивать серьезную баталию. — Может, ты и права. Тут дело такое — роскошь versus свежий воздух. Некоторые страдают от недостатка одного сильнее, чем от недостатка другого. Ты прекрасно знаешь: я буду очень ей рад, если она готова принять нас такими, какие мы есть, но уступить ей свой кабинет я не могу. Он совершенно необходим для добычи хлеба насущного.

— Я напишу им, какую доброту проявил мистер Гибсон, — проговорила его жена, полностью удовлетворенная, как только муж вышел из комнаты. — Полагаю, они будут не менее признательны, чем если бы она и вправду приехала!

По причине ли болезни Хелен — а может, и по какой иной — после завтрака Синтия была очень молчалива и рассеянна и такой оставалась весь день. Теперь Молли понимала, откуда взялась переменчивость ее настроения в последние месяцы, и, соответственно, была с ней ласкова и терпелива. Ближе к вечеру, когда девушки остались наедине, Синтия подошла к